Время подарков

[1377766]

Название: Запертый Ветер
Автор: Оичи
Пейринг: Казешини/Хисаги
Рейтинг: PG-13
Жанр: дарк-романс
Предупреждения: не бечено, авторская фантазия, канон-АУ
Размер: 872 слова
Саммари: Разве ветер запрешь? Чем он станет? Затхлым воздухом.(с) Э.М. Ремарк. Спасибо за вдохновение, господин Ремарк!
Размещение: с разрешения автора
Посвящение:  Kaoru Sorakami в честь дня рождения

...

Пусть наши пути разошлись, ты навсегда останешься в моей памяти и моем сердце. Счастливого дня рождения!
От автора: нежно люблю эту парочку, и, когда пишу про них, слова льются сами, без фильтрации через мозг, голые эмоции, чистые мысли. Делюсь сокровенным, так сказать)
P.S. Первый диалог взят из 260 серии
P.S.S. Автор будет рад комментариям))

Сколько времени прошло с момента Восстания занпакто, Хисаги уже не помнил. После череды сражений и битв банально хотелось немного спокойствия и тишины, поэтому лейтенант был рад вернуться к рутинным делам.

- Эй, я же теперь стану обычным занпакто?
- Да, - песок под Казешини пропитывается кровью, такой настоящей, темно-красной с кислым металлическим запахом. Камы в руках вибрируют, жгут загрубевшую кожу – скоро сила вернется в «сосуд», где всегда обитала, скоро, а пока…
- А когда я им стану, - болезненные хрипы рубят фразу пополам, - за что ты будешь сражаться мной?
- Буду кого-то защищать.
- Вот как, - знакомый ироничный оскал кривит губы занпакто, поверженного и подчиненного. Даже в последние мгновения «жизни» он остается верен себе.
Хисаги так долго смотрит на него, вертит слова в голове и так, и эдак, что не сразу задает свой вопрос.
- Не любишь идеалы?
- Ненавижу, но что поделать.
Оружие тает в руках словно мираж – там, где лежало тело духа меча, теперь лишь воткнутые во влажную землю камы. Цепь тихо позвякивает от легкого ветерка, похожего на ластящегося к хозяину пса.

С тех пор Казе молчал, а Шухей не решался позвать.
Сначала это просто. Они и раньше не особо ладили, внутренний мир оставался запретной зоной даже после овладения шикаем, не было ни разговоров, ни сражений, только несмолкающий раскаленный ветер, выжигающий изнутри.
Но ураган стих, забирая с собой бесконечные головные боли, забирая нестерпимый жар в груди, забирая все то, что стало частью жизни Хисаги.
И когда тишина стала невыносимой, когда воздух стал давить на плечи подобно каменной плите, когда внутренности скрутило иррациональным страхом и сосущим беспокойством, он раскрывает рот – и с ужасом понимает, что даже мысленно не может произнести имя, которое шипел в гневе, которое повторял каждую ночь, сопровождая проклятьями, которое принадлежало его занпакто.
Осознание ползет по венам ледяной моросью, колкими снежными кусочками пронзает насквозь. Это больней, чем когти Пустого, едва не лишившие глаза. Страшней, чем ночи в самых отдаленных районах Руконгая.
Паника сдавливает горло, как пальцы рукоять катаны. Никакого отклика, ни малейшего намека на присутствие духовной силы.
«Что, черт возьми, происходит?!»
Хисаги срывается в шунпо, бежит, прыгая по крышам, так долго, пока не выбивается из сил.
«Снова пытаешься убежать от себя? Трусливый мальчишка», - знакомый голос только иллюзия, манящая, желанная, родная.
- Я знаю, что ты меня слышишь! – он хочет назвать это проклятое имя, выкрикнуть громко, насколько хватит легких, только вот оно застревает в глотке, издевательски вертится на кончике языка, горит на губах. – Я… Я надеру твою тощую задницу! Хватит этих игр, выходи и сразись со мной! Один на один, только ты и я. Слышишь? Казешини, сумасшедший ублюдок!
- С каких пор мой шикай активируется словами «сумасшедший ублюдок»? – насмешливый голос из-за спины, прямо над ухом, не пугает, а вызывает вздох облегчения, но Шухей не дает своему занпакто насладиться им – катана покидает ножны быстро и бесшумно, с лязгом сталкивается с тяжелой камой.
- Какого черта это было? – горячая ярость, такая привычная и сладкая, ударяет в голову, разливается по телу с дрожью предвкушения.
- Какого черта? – передразнивает Казе, отскакивает проворно назад и запускает смертоносное лезвие в полет, целясь прямо во вновь обретенного хозяина. – Ты это серьезно, Хисаги?
Он хохочет, этот псих с длинной гривой мерцающих огненными всполохами волос хохочет в голос, заливаясь так, словно шинигами рассказал отменную шутку.
Температура вокруг стремительно растет, безветрие сменяется лихорадочным ураганом, пригибающим ветки деревьев и срывающим листву – Казешини развлекается и играет, выбравшись наконец на свободу.
- Разве ты не знаешь, Хисаги? Запертый Ветер – это всего лишь воздух, он выдохнется и станет затхлым, безжизненным и никчемным.
- Ты не несешь ничего, кроме смерти, - лейтенант дышит на порядок тяжелей, чем раньше, а адреналин в крови кружит голову.
- Тогда почему ты позвал меня?
Если бы в пугающих голубых глазах Казе были зрачки, они бы уже возбужденно расширились, выдавая эмоции духа, делая их видимыми как на ладони. Но Шухею все это не нужно, он и так знает – чувствует – все, ощущения снова одни на двоих, пьянящие, жадные, настоящие.
«Почему?» - эхо многократно усиливается потоками ветра, бушующего в голове. Казешини везде: рядом, вокруг, на нем и в нем, так глубоко внутри, что хочется кричать, лишь бы стало легче, лишь бы не распирало такую тонкую оболочку тела.
- Ответь мне, Хисаги, - голос, этот раздражающий вкрадчивый голос ввинчивается в уши, просачивается сквозь поры. – Скажи, зачем звал меня.
Пальцы жалят кожу как лезвия, от них и холодно, и жарко. Шинигами не двигается, выдыхает медленно, стараясь унять зашедшееся в адреналиновой горячке сердце. Камы не подходят для ближнего боя, когда счет расстоянию идет на вдохи, но это не мешает ожившему кошмару лейтенанта Хисаги Шухея ранить напряженное тело, каждым прикосновением будто протыкая насквозь.
- Ты всегда делаешь это. Каждый раз, когда мы сражаемся, - он чувствует свой занпакто спиной и бедрами, к которым тот прижимается вплотную. – Почему?
Смех ударяет по нервным окончаниям, посылая вдоль позвоночника очередную россыпь колких мурашек.
- Ты хочешь завладеть моим телом, я – твоим, все просто, Хисаги. Такова наша сущность, один должен поглотить другого, это неизбежно.
Каждый раз это сражение, противостояние равных - сначала на мечах, потом в ласках. Каждый раз это больно, резко, до крови. Каждый раз сладко и стыдно. Казешине подчиняет тело своего шинигами и подчиняется сам, оставаясь внутри до тех пор, пока его снова не позовут.
Добровольно запертый Ветер – это не воздух, это Буря, ждущая своего часа.